|
|
ГЛАВА 31
ПОСЛЕДНИЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
— Рассказывай Степан, что произошло в это день.
— Больно, Андрюша рассказывать, так все это страшно, я после этого всю
ночь не спал.
— Рассказывай мне надо знать, я ведь с Димой дружил со школьной скамьи.
— Я встретил Дмитрия Васильевича у него в кабинете, он был весь
измученный. Я не предполагал и не знал, чем это день закончится. Дима
взял лейку и начал поливать цветы. Он даже не заметил, что я вошел в
кабинет. В голове у меня образовалась полная пустота. Дима переполнял
горшки водой, и вода прямо капала на ботинки, но он этого не замечал. Он
как будто расставался с цветами. Глаза его наполнились слезой, но слеза
была не просто слеза, в ней было видно напряжение. Он полил все цветы,
поставил лейку и начал убираться на столе. Он так мне и не чего не
сказал, он попросту не обращал на меня внимание. Лишь был слышен его
шепот, он все время твердил: Все. Нет не чего. Пусто. Я стоял не далеко
от него и не знал что делать. Как было, все тревожно. Дима схватил щетку
и начал подметать пол. Как в молодости, когда начинал работать учителем.
Задевая парты, сдвигая стулья, он нервозно, но добросовестно подмел весь
пол. И он продолжал шептать: Все. Нет не чего. Пусто. Он открыл ключом
нижний ящик, что-то поискал и снова его закрыл. В этот момент я пошел к
себе в мастерские. Через минуту я увидел Диму он пришел ко мне, я
расчерчивал доску.
— Ты что чертишь - спросил Дмитрий Васильевич меня.
— Творческие процессы – ответил, я не поднимая глаз.
— У тебя есть острый нож.
— Зачем тебе.
— Карандаши заточить.
— У меня только такой, но он очень острый.
— Спасибо. Степа. — Он резко развернулся, держа в руках нож, и вышел из
мастерских.
Я посмотрел в след Дмитрию Васильевичу и спросил.
— Подойдет?!
— Да! Подойдет! Не поворачиваясь, ответил он мне. — Через минуту я вышел
в коридор. И вижу, как Дима быстрым шагом с куском мыла в руках пошел к
туалету. Слышен был шум воды. Дима, стряхивая руки от воды, шел по
направлению к своему кабинету. Я стоял и смотрел на него, я не мог
понять, что происходит. Вдруг, на его пути неожиданно для меня
Александрина со своей незабвенной Анной Сергеевной. И с взглядом волчицы
она грубым, хриплым голосом сказала:
—Дмитрий Васильевич, сейчас же напишите «объяснительную» о вашем
вызывающем поведении и сразу ко мне в кабинет.
По губам Димы было видно, что он ее послал, и очень далеко. Он закрыл за
собой дверь на ключ. Тем временем была слышна беседа Александрина и Анны
Сергеевны:
— Какой наглый надо уволить его срочно, и делать так чтоб он в нашем
районе не нашел себе работы. – Говорила Александрина.
— Да, да. — Лебезила Анна Сергеевна – ему не место в школе.
Через закрытую дверь я услышал, как Дима сказал громким голосом:
— Всякой твари «объяснительную», пуп земли нашелся.
Я ушел к себе в мастерские. Прошло немного времени, и я услышал, как в
коридоре стучат в чью-то дверь. Александрина на повышенном тоне
говорила:
— Дмитрий Васильевич не медленно откройте.
Тут же вторила ей, подражая своей жрице, Анна Сергеевна.
— Откройте. Вам что сказано. - Подвизгивая
Я понял, что стучат в дверь Дмитрия, и я вышел из мастерских и подошел к
Александрине.
— Что случилось, что за грохот? — нервозно громким голосом я спросил ее.
Александрина разводя руками, сказала:
— Вот, с такими людьми работаю, семь раз надо всех уволить и принять
столько же. Дмитрий Васильевич пусть пишет заявление на увольнение.
— Трудовик сходите за ключом и откройте – сказала Александрина
Я уже не вникал, что они говорят, мне хотелось услышать хоть один звук
от Дмитрия Васильевича. Я побежал к себе в мастерскую. Через пять
секунд. Дверь была открыта.
На стуле сидел Дима с окровавленными руками, на полу море крови. Я
остолбенел, быстро взяв себя в руки, я подбежал к нему и начал проверять
пульс. Но пульса уже не было. И тут я увидел разрезанные вены. Я
перетянул ему руки тонким шлангом. Я рукой провел по лицу и закрыл ему
глаза. Повернулся лицом к двери и увидел, как стояла Александрина с
надоумленным взглядом. А рядом стояла и тряслась от испуга Александра,
покрытая красными пятнами. Я достал сотовый телефон и вызвал скорую
помощь. Тут же Александрина нервозным голосом мне сказала:
— Степан Михайлович вы находитесь здесь, и охраняете труп, чтобы не кто
не подходил.
— А кто вам сказал, что он труп.
И они ушли. Первая шла Александрина, а за ней виляя трясущимся от
волнения задом, Александра Георгиевна. Я взял с Диминого стола
исписанный лист бумаги, вытащил из-за парты стул, поставил в дверном
проеме и сел на него. Достал сигарету и начал курить. Я начел
сворачивать лист бумаги, чтобы в него стряхивать пепел, и увидел что на
нем написано стихотворение. Стал его читать шепотом:
Я вены себе разрезаю
Кровь наливаю сто грамм
Перо у ручки макаю
Пишу письмо из эпиграмм
Жилы мои на пределе
Кожа рвется по швам
Плохо стало на неделе
Пишу письмо из эпиграмм
Строчки под тонкой строчкой
В каждой клеточки любовь
Письмо я окончил точкой
Из вены вышла вся кровь
Прочитав его, я смотрел на бездыханное тело Димы. И понимал, что Дмитрия
Васильевича больше нет, и я курю рядом с ним в последний раз. Тут же
подлетела пенсионерка Роза Владиславовна и сказала:
— Степан Михайлович вы что совсем, кто вам разрешил курить в школе.
И увидев мертвое тело, быстро удалилась.
Буквально сразу появилось Ольга Юрьевна. И заявила.
— Надо проверить пульс, вдруг он живой.
— Не подходи. – Нервным, но уверенным голосом сказал я.
— Срочно вызовите «скорую» – продолжала в командном тоне Ольга Юрьевна.
Я достал еще сигарету прикурил, и дым облаками распространился по
кабинету, освещенный лучами солнца. И тут же появился капитан милиции, и
еще кто-то с ним. Люди в белых халатах. Я пошел к себе в мастерские, и
размышлял о смысле жизни. В кабинет вошла Ольга Юрьевна и сказала:
— Срочно к директору. Вас там уже давно ждут. – Ее наглый невозмутимый
голос раздражал меня. Я встал и пошел к директору. Войдя в кабинет, я
увидел. Александру покрытию пятнами. Около кофеварки мельтешила, как он
ее называл «главная кофеварка страны». За столом сидела сама
Александрина. Она настороженно посмотрела на него. Степан бесцеремонно,
взял стул и сел перед ней. Положив ногу на ногу. Александрина начала
разговор.
— Вы понимаете, что это самоубийство.
— Да?
— Он был больной, просто психически неуравновешенный. — Продолжала
Александрина
— Кто?
—Кто. Кто – нервозно переспросила Александрина
— Вот именно кто?
—Конечно же, Дмитрий Васильевич. – Недоуменно сказала Александрина.
— Правда? – спокойно переспросил Степан.
— Что вы не знаете? — возмущенно сказала Александрина.
— Нет. – Степан Михайлович встал из-за стула, и пошел на выход.
Повернулся и добавил, – это вы его убили.
Показывая пальцем на Александрину, сказал: – Вы. – Показал пальцем на
Анну Сергеевну – Вы. – Показал пальцем на Ольгу Борисовну – Вы. –
Повернулся и пошел к себе в мастерскую. В след мне кричала Александрина
– Вы, что с ума сошли! Мы здесь причем! Я здесь причем! Мне было все
равно, что она говорила, я пошел дальше к себе. Чтоб одеться и уйти
домой. Я очень устал.
— Вот такие дела Андрей Владимирович.
— Смерть — это итог любой жизни. Я не знаю, как это происходит, что
чувствует человек. Но и ты также это не узнаешь, хотя уверен, что ты об
этом догадываешься. Отдаляется день, ветер дует в другую сторону. А
жизнь продолжается, нанося шрамы на сердце. Кто способен их носить, то
носит. Весна в Петербурге. Скоро наступит лето, которое своими лучами
будет выжигать все краски природы. Все что останется после него, это
маленькая книжка, изготовленная им самим на компьютере, ту, которую он
подарил тем, кого считал друзьями. И подпись в ней. Можно в этой жизни
не воспринимать все в серьез. Но и со временем можно потерять все, не
чего не оставив после себя. Речь идет о воспитании души, то малое, что
есть в человеке. Рождение подлинного произведения искусства есть тайна,
и в ней разбирается только посвященный. Художнику не нужны рассуждения и
теории, у него идет все из нутрии его души. Душа у него очень ранима,
потому что он чувствует больше, чем видит и слышит.
— Я, думаю, что ты прав Андрей Владимирович. На следующий день уже не
было следов вчерашнего происшествия. На вопрос детей, где Дмитрий
Васильевич, отвечали:
— Он уволился.
— Понимаешь Андрей, кому-то его было жалко, а кому нет. Кто радовался,
что им теперь выставят лучше оценки, чем они их заслужили. Так и
произошло. Первая побежала к директору Елену Михайловна, после небольших
переговоров. Она схватила журнал и начала переправлять оценки. Она от
души с радостью выставила годовые оценки на бал выше. Лидия Михайловна в
это время договаривалась с завхозом, чтобы из кабинета Дмитрия
Васильевича забрать пианино, который ему подарила, великолепный учитель
литературы, с которым он начинал свою трудовую деятельность в этой
школе. Та женщина, которая, ему помогала освоиться в первый год работы.
Степан вспомнил, как ребята катят пианино из кабинета в кабинет. И не
понимают, что это все что осталось после Дмитрия Васильевича в этой
школе. Пианино катилось по полу и ее колеса оставляли полосы на
линолеуме, от нее по дороге отваливались разные детали. За ним шли Лидия
Михайловна и Елену Михайловна, отдавая указание ребятам, у всех было
прекрасное настроение. Вся жизнь впереди.
|
|
